— Слушаюсь, господин.
Теперь Маг вместо кузницы стал ходить в особняк своего хозяина. В остальном в его жизни ничего не изменилось — он все так же ел впроголодь и ночевал на соломе. Тем не менее, многие рабы стали завидовать ему и сторониться его, считая его положение привилегированным. Мага это нисколько не задевало — в их дружбе он не нуждался, а их мысли и разговоры давно перестали интересовать его.
Гораздо интереснее ему были мысли и свитки сановника шейха. Через руки Мага проходили документы государственного значения, дипломатические письма, налоговые отчеты, копии законов, по которым он читал о жизни страны в целом и взаимоотношениях ее обитателей. Прежде все люди казались ему одинаковыми или почти одинаковыми, но теперь он получил представление о сословиях, для каждого из которых были определены свои законы, об армии и межгосударственных отношениях. Ради этого стоило терпеть рабство.
Однажды хозяин вручил ему для переписки совсем короткий текст — всего четыре строчки. Пробежав их глазами, Маг с удивлением понял, что это были стихи.
Смотри под ноги — мне мудрец изрек.
Не знаешь разве, мудрый человек, —
Кто по земле ступает осторожно,
Тому небес не увидать вовек.
Это было так неожиданно, что Маг заулыбался. Хозяин, еще не успевший отвести от него взгляда, нахмурился.
— Чему ты смеешься, раб? — спросил он.
— Я не смеюсь, — ответил Маг, глядя на свиток. — Просто это в точности мои мысли — вечный спор между благоразумием и безрассудством, между расчетом и порывом, между насущными потребностями и высокими стремлениями. Как странно увидеть это здесь…
— Разве ты понимаешь стихи, раб? — изумился сановник. — Такого суждения я не слышал даже от придворных самого шейха.
Маг ничего не ответил — увлекшись своими размышлениями, он совсем забыл, где находится и с кем разгоааривает.
— А вот это. — Хозяин протянул ему другой листок. — Что ты скажешь об этом?
Маг рассеянно протянул руку и прочитал другое четверостишие:
Ты ярче звезд, луна моя,
Ты краше роз, газель моя,
Померкли гурии в раю —
Идет красавица моя.
Ему почему-то вспомнилась Нерея. Это стихотворение явно перебрало, сравнивая свою базарную красотку с женскими сущностями тонких миров.
— По-моему, не стоило так горячиться, — Маг насмешливо приподнял уголок губы, — особенно, если под красавицей подразумевается та наштукатуренная особа, которая так хотела купить меня на базаре… с намерениями, которые, я думаю, не остались непонятными для нас обоих. Гурии могут и обидеться.
На его лице вспыхнула увесистая пощечина.
— Как ты смеешь, раб! — Яростно исказилось лицо сановника. — Наглый пес!
От удара Маг очнулся и понял, что вышел из своей роли.
— Прости, господин, — виновато пробормотал он.
— Ты у меня поплатишься за это! — Сановник подступил к нему вплотную и схватил за рубаху на груди. — Ты у меня узнаешь, как смеяться над хозяином!
Он вытащил Мага в коридор, окликнул там раба и потребовал позвать надсмотрщика.
— К столбу его! — приказал он, когда надсмотрщик явился. — Высечь и оставить до утра!
Надсмотрщик позвал двоих сильных рабов. Те поставили Мага лицом к столбу, подняли его руки над головой и привязали кожаным ремнем так, чтобы носки его ног не доставали до земли. Очень редко случалось, что у столба наказывали по приказу самого хозяина — порка у столба обычно назначалась самим надсмотрщиком или управляющим — поэтому надсмотрщик взял кнут потяжелее и не покладая рук расстарался над хозяйским поручением. Когда на спине Мага не осталось живого места, он отер с лица выступивший пот и оставил раба висеть на столбе.
Полуденное солнце нещадно палило. На запах крови слетелись мухи и слепни. Рабы проходили мимо, не поднимая глаз на Мага, но он читал в их мыслях тайное удовлетворение, что хозяйскому любимчику здорово досталось. Чтобы не чувствовать боли и жажды, он отключил ощущения в растерзанном теле. Длинный день сменился бесконечно длинным вечером, затем наступила бесконечная южная ночь. Двор опустел, все разошлись спать.
Маг вспоминал разговор с хозяином и думал, что было мгновение, когда они говорили как равные. Но только до первого противоречия. От раба можно было выслушать похвалу, но не критику.
Со стороны особняка послышались шаги. Не крадущиеся, не семенящие, не тяжело шаркающие — это была уверенная хозяйская поступь. Маг включил высшие чувства и увидел хозяина. Поздней ночью сановник оставил свою спальню и вышел во двор. Он направлялся к столбу.
— Эй, раб, — окликнул он Мага, подойдя вплотную. — Ты еще жив?
Маг промолчал. Хозяин осмотрел его и удостоверился, что раб жив и в сознании.
— Почему не отвечаешь? — В его голосе слышался гнев.
— Неудобно разговаривать в таком положении, — ответил Маг.
— Ты заслужил это наказание, — сказал сановник.
— Наказание должно быть разумным, — процедил сквозь спекшиеся губы Маг. — Ты рискуешь остаться без имущества, господин. Нельзя же так бросаться собственными деньгами.
Сановник усмехнулся:
— Я уже выбросил деньги, когда купил тебя. Ты неплохой раб, но таких денег не стоишь. Я не настолько скуп, чтобы не убить тебя, если мне вздумается.
— Безрассудство тебе не чуждо, господин.
Маг услышал звук выходящего из ножен кинжала. Может, не стоило дразнить этого человека? Он узнал еще не все, ради чего оказался здесь.
Хозяин поднял руку с кинжалом, и Маг приготовился покинуть тело. Но вместо удара между ребер кинжал скользнул под ремень, привязывавший его руки к столбу. Путы лопнули, и Маг сполз вниз по столбу на колени, но тут же заставил себя подняться на ноги. Он повернулся и взглянул хозяину в лицо.